Неточные совпадения
Зови меня вандалом:
Я это имя заслужил.
Людьми пустыми дорожил!
Сам бредил целый век обедом или
балом!
Об детях забывал! обманывал жену!
Играл! проигрывал! в опеку взят указом!
Танцо́вщицу держал! и
не одну:
Трех разом!
Пил мертвую!
не спал ночей
по девяти!
Всё отвергал: законы! совесть! веру!
По привычке возиться в грязи и тине, Розанов
не замечал некоторой особенной теплоты в участии Лизы и,
не будучи
сам циником, без особого возмущения мог слушать о ней такие разговоры, которых Лиза
не могла слышать на губернаторском
бале о Женни.
Его ежемесячные домашние
балы славились
по всему городу: лучший струнный оркестр,
самые красивые женщины Москвы, ужины с фазанами, устрицами, выписанной стерлядью и лучшими марками шампанского, роскошные цветы от Ноева, свежие ананасы и прелестные безделушки для котильонов, которые охотно сохранялись на память даже людьми солидными и уже давно
не танцующими.
Мне, конечно, было известно, что
по идее Юлии Михайловны предположено было устроить
бал самый демократический, «
не отказывая даже и мещанам, если бы случилось, что кто-нибудь из таковых внесет за билет».
Затем все главные события моего романа позамолкли на некоторое время, кроме разве того, что Английский клуб, к великому своему неудовольствию, окончательно узнал, что Тулузов мало что представлен в действительные статские советники, но уже и произведен в сей чин, что потом он давал обед на весь официальный и откупщицкий мир, и что за этим обедом только что птичьего молока
не было; далее, что на
балу генерал-губернатора Екатерина Петровна была одета богаче всех и что
сам хозяин прошел с нею полонез; последнее обстоятельство если
не рассердило серьезно настоящих аристократических дам, то
по крайней мере рассмешило их.
Для Степана Михайлыча это было дело обыкновенное; он же, выходя, немножко отряхнулся
по привычке и утерся, а Софья Николавна
не подозревала, что так искусно и сильно напудрена, и
сам свекор расхохотался, глядя на свою невестку; она же смеялась больше всех, шутила очень забавно и жалела только о том, что нет зеркала и что
не во что ей посмотреться, хорошо ли она убрана на
бал.
Он, господа, тоже здесь, то есть
не на
бале, но почти что на
бале; он, господа, ничего; он хотя и
сам по себе, но в эту минуту стоит на дороге
не совсем-то прямой; стоит он теперь — даже странно сказать — стоит он теперь в сенях, на черной лестнице квартиры Олсуфья Ивановича.
Сначала все пророчили ему скорое и неминуемое разорение;
не раз носились слухи о продаже имения Гаврилы Степаныча с молотка; но годы шли, обеды,
балы, пирушки, концерты следовали друг за другом обычной чередой, новые строения, как грибы, вырастали из земли, а имение Гаврилы Степаныча с молотка все-таки
не продавалось, и
сам он поживал по-прежнему, даже потолстел в последнее время.
Марья Ивановна. Нет, я
не могу понять. За что ты ненавидишь и казнишь жену, которая тебе все отдала? Скажи, что я ездила
по балам, наряжалась, кокетничала? Вся жизнь моя отдана была семье. Всех
сама кормила, воспитывала, последний год вся тяжесть воспитаяья, управленья делами, все на мне…
И откуда нынче такие действительные статские советники развелись, которые настоящего
не дают, а всё перспективы показывают! И прежде бывало
не мало действительных статских советников — но какая разница! Назывались они
не Солитерами, а Довгочхунами, Федоровыми, Ивановыми, Семеновыми, пили, ели,
по гостям ездили,
сами балы делали и откупщиков
балы заставляли делать, играли в клубах в карты и в свободное от занятий время писали: утверждаю, утверждаю, утверждаю. А Солитер пишет: разоряю, разоряю, разоряю!
— Нет, какое, — говорит, — способностей нет, ничего
не занимается, потому что некогда: все
по маскарадам да
по балам маменька возит, танцует как большой; одна шуба, говорит, у него, папенька, лучшая во всей гимназии — хорьковая, с бобровым воротником, у директора этакой нет, на вицмундире сукно меньше как в двадцать рублей
не носит, а штатского-то платья сколько! Все в сюртуках да во фраках щеголяет. Лошадь у него отличная, чухонские сани с полостью, и, когда в гимназию едет, всегда
сам правит.
— Ты, братец, осел, и дурак, и скотина, — ты
сам себе цены
не знаешь, сколько ты
по своим дарованиям заслуживаешь. Ты мне помог под новый год весь предлог жизни исправить, через то, что я вчера на
балу любимой невесте важного рода в любви открылся и согласие получил, в этот мясоед и свадьба моя будет.
Это было совершенно верное и мастерское определение характера Катерины Астафьевны, и в силу этого-то
самого характера столь терпеливая во всех нуждах и лишениях подруга майора
не стерпела, когда при перемене полкового командира вновь вступивший в командование полковник, из старых товарищей Форова
по военной академии,
не пригласил ее на полковой
бал, куда были позваны жены всех семейных офицеров.
В этой умеренности мною,
по счастию, руководило правило,
по которому нам на
балах запрещалось делать с дамами более одного тура вальса, — и то изо всей нашей компании знал это правило один я, так как на кадетских
балах для танцев с дамами отбирались лучшие танцоры, в числе которых я всегда был первым. А
не знай я этого, я, вероятно, закружился бы до нового неприличия, или
по крайней мере до тех пор, пока моя дама
сама бы меня оставила.
Танцуешь с какой-нибудь кривулей Ивановной, улыбаешься по-дурацки, а
сам думаешь: «Доколе, о господи?» Вернешься в полночь из театра или с
бала, а уж ты
не человек, а дохлятина, хоть брось.
— Ни разу
не была на
балу, потому что
сама не хотела. Потолкуйте-ка с ней
самой… Вы узнаете, какого она мнения о ваших
балах и танцах. Нет, ma chère [дорогая (франц.).]! Ей противно ваше безделье! Если она сидит
по целым дням за книгой или за работой, то, верьте, в этом никто
не насилует ее убеждений… За это-то я ее и люблю… А за сим честь имею кланяться и прошу впредь в наши отношения
не вмешиваться. Лиза
сама скажет, если ей понадобится что-нибудь сказать…
— Как ты жесток! Какое же это христианство? Это — злость. Ведь
не могу я жить, как ты хочешь,
не могу я оторвать от своих детей и отдать кому-то… За что ты ненавидишь и казнишь жену, которая тебе все отдала? Скажи, что я: ездила
по балам, наряжалась, кокетничала? Вся жизнь моя отдана была семье. Всех
сама кормила, воспитывала, последний год вся тяжесть воспитания, управления делами, все на мне…
Танцуешь с какой-нибудь Кривулей Ивановной, улыбаешься по-дурацки, а
сам думаешь: «доколе, о господи?» Вернешься после полуночи из театра или с
бала, а уж ты
не человек, а дохлятина, хоть брось.